Коррупция - 12 Декабря 2008 - Сайт обращений

III. E XPOSÉ DE LA OU DES VIOLATION(S) DE LA CONVENTION ET / OU DES PROTOCO LES ALLÉGUÉE(S), AINSI QUE DES ARGUMENTS À L'APPUI STATEMENT OF ALLEGED VIOLATION(S) OF THE CONVENTION AND/OR PROTOCOLS AND OF RELEVANT ARGUMENTS
ИЗЛОЖЕНИЕ ИМЕВШЕГО(ИХ) МЕСТО, ПО МНЕНИЮ ЗАЯВИТЕЛЯ, НАРУШЕНИЙ) КОНВЕНЦИИ И/ИЛИ ПРОТОКОЛОВ К НЕЙ И ПОДТВЕРЖДАЮЩИХ АРГУМЕНТОВ
(Voir chapitre Ш de la note explicative) (See Part III of the Explanatory Note) (См. Раздел Ш Инструкции)

13. Российская Федерация нарушила в отношении меня следующие положения Конвенции о защите прав человека и основных свобод:
ст.3 «Никто не должен подвергаться пыткам и бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию». 03.10.08 г. я была задержана сотрудниками милиции, которые не представляясь напали на меня, насильно усадили в автомобиль, надели наручники, а на голову чёрный мешок. При этом никакого сопротивления мною не оказывалось. Данные действия сотрудников милиции подпадают под действие прецедента Кузьменко v. Россия n.o 18541/04. В дальнейшем меня доставили в дежурную часть, где избивали и унижали словесно моё достоинство. Публичная власть сделала всё возможное для сокрытия факта пыток в отношении меня (см. о нарушении ст.13 Конвенции о защите прав человека и основных свобод). Не выдержав пыток я оговорила себя и иных лиц. Использование показаний, данных мною на предварительном следствии под действием пыток при вынесении обвинительного приговора само по себе является пыткой, поскольку вызывает очень сильные и жестокие страдания. Всё выше сказанное подпадает под действие прецедента Аксой (Aksoy) против Турции Судебное решение от 18 декабря 1996 г. «62. Статья 3, как Суд уже много раз отмечал, охраняет одну из основных ценностей демократического общества. Даже в наиболее сложных обстоятельствах, таких как борьба против организованного терроризма или преступности, Конвенция совершенно четко запрещает пытки или бесчеловечное, или унижающее достоинство обращение или наказание. В отличие от большинства материально-правовых положений Конвенции и Протоколов N 1 и 4 статья 3 не предусматривает исключений и не разрешается ее частичная отмена: согласно статье 15 она не перестает действовать даже в случае чрезвычайного положения, угрожающего существованию нации (см. решения по делу Ирландия против Соединенного Королевства от 18 января 1978 г. Серия А, т. 161, с. 34 п. 88; по делу Серинг против Соединенного Королевства. Серия А, т. 161, с. 34, п. 88; по делу Чахал против Соединенного Королевства от 15 ноября 1996 г. Reports, 1996-V, с. 1853, п. 79).
63. Для того, чтобы определить, можно ли квалифицировать какую-либо форму плохого обращения как пытку, Суд должен принять во внимание разграничение, проводимое статьей 3 между этим понятием и понятием бесчеловечного и унижающего достоинство обращения. Как уже отмечалось ранее, это разграничение было включено в Конвенцию, чтобы позволить поставить клеймо "пытка" только на преднамеренное бесчеловечное обращение, вызывающее очень сильные и жестокие страдания (см. решение по делу Ирландия против Соединенного Королевства от 18 января 1978 г.
Серия А, т. 25, с. 66, п. 167)».
ч.1 ст.6 «Каждый человек имеет право при определении его гражданских прав и обязанностей или при рассмотрении любого уголовного обвинения, предъявляемого ему, на справедливое и публичное разбирательство дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона».
А. Национальными судебными инстанциями не сделано никаких выводов из того, что на территории России уже действует прецедент Европейского суда по правам человека Vanyan v. Russia (Ваньян против России) (жалоба № 53203/99) Постановление от 15 декабря 2005 года. Между тем, это противоречит ч.4 ст.15 Конституции РФ, согласно которой названный выше прецедент Европейского суда по правам человека Vanyan v. Russia (Ваньян против России) (жалоба № 53203/99) имеет верховенство на территории России по отношению ко внутреннему законодательству. Доводы мои и моих защитников, изложенные как в процессе судебного следствия, так и в кассационной жалобе, были оставлены без всякой оценки особенно, что касается указанного выше прецедента. Как в приговоре от 07.08.08 г. по делу №1-187/08 г. суда Ленинского района г.Орска так и в кассационном определении судебной коллегии по уголовным делам Оренбургского областного суда от 23.09.08 г. по делу №22-3697/2008 г. указанный выше прецедент даже не упоминался. Никаких доказательств, кроме показаний тайных милицейских агентов провокаторов-фальсификаторов-лжесвидетелей и самих сотрудников милиции, совершивших фальсификацию доказательств по уголовному делу в суде представлено не было. В настоящее время я пытаюсь доказать, что практически все процессуальные документы в отношении меня были открыто сфальсифицированы. Технических средств для фиксации несуществующих «проверочных закупок» наркотических средств никто не применял, поскольку этих закупок в действительности не было. Данные решения национальных судебных инстанций чётко описываются прецедентом Европейского суда по правам человека Vanyan v. Russia (Ваньян против России) (жалоба № 53203/99): «46. Конвенция не препятствует тому, чтобы относится с доверием к таким источникам, как анонимные информаторы, на следственном этапе разбирательства или когда это оправданно характером преступления. Однако последующее использование их показаний в суде для обоснования обвинительного приговора – другое дело. Использование тайных агентов должно быть запрещено и меры ограждения от них приняты даже в делах, касающихся борьбы против наркоторговли. Из требований справедливого суда по статье 6 вытекает, что общественные интересы в борьбе против наркоторговли не могут оправдать использование доказательств, полученных в результате провокации полиции (см. указанное выше дело Teixeira de Castro v. Portugal, pp. 1462-1463, §§ 35-36).
47. Когда случается, что действия тайных агентов направлены на подстрекательство преступления, и нет оснований полагать, что оно было бы совершено без их вмешательства, то это выходит за рамки понимания тайный агент и может быть названо провокацией. Такое вмешательство и его использование в разбирательстве уголовного дела может непоправимо подорвать справедливость суда (см. указанное выше дело Teixeira de Castro, pp. 1463 1464, §§ 38-39)». В моём случае надо использовать ещё одно уточнение: тайные агенты милиции (подстрекатели-лжесвидетели-фальсификаторы) в действительности никаких «проверочных закупок» наркотических средств не производили, а использовались милицией для создания видимости высокой раскрываемости преступлений, связанных со сбытом наркотических средств. Таким образом, названными выше судебными актами в отношении меня с точки зрения КОПЧ полностью подорваны сами основы правосудия. Более того, получается, что милиция контролировала деятельность всей мифической организованной преступной группы, при этом все наркотические средства, якобы, сбывавшиеся этой группой были переданы тайным милицейским агентам и оказались в распоряжении милиции с тем, чтобы в дальнейшем вновь использоваться при фальсификации дел о сбыте наркотических средств. Нет в деле ни одного доказательства, что без подстрекательства милиции был бы произведён хоть один сбыт наркотических средств. Такого рода действия властей также противоестественны как контролируемые убийства при совершении бандитских нападений, поэтому грубейшим образом попирают право на справедливое судебное разбирательство.
Б. Доводы мои и моих представителей, изложенные в суде и в кассационной жалобе относительности заведомой ложности показаний сотрудников милиции и их тайных агентов, а также разоблачительное письмо тайного агента милиции, Солодовниковой Татьяны Юрьевны (уголовное дело №1-187/08 т.7 л.д.38—39), в судебных актах умышленно не приняты во внимание. Фактически я была лишена возможности представить доказательства своей невиновности, поскольку они без всяких на то оснований отвергались национальные судебными инстанциями. Последнее противоречит прецеденту Де Хаэс (De Haes) и Гийселс (Gijsels) против Бельгии Судебное решение от 24 февраля 1997 г. «53. Суд подчеркивает, что принцип равенства сторон - составной элемент более емкого понятия справедливого судебного разбирательства - требует, чтобы каждой из сторон была предоставлена разумная возможность представить свое дело в таких условиях, которые не ставят ее в существенно менее благоприятное положение в сравнении с оппонентом (см. среди других источников решение по делу Анкерл против Швейцарии от 23 октября 1996 г. Reports, 1996-V, с. 1565-1566, п. 38)». Следственные доказательства всегда являются односторонними, поскольку обвиняемый в силу тайны следствия, а если ещё он и заключён под стражу, то в силу особо уязвимого положения лишён возможности вести допрос тех лиц, которых зачастую обрабатывает следователь или оперуполномоченные, собирая явно абсурдные данные, а также без ведома следствия и суда провести экспертизы, которые доказали бы его полную невиновность (об этом в дальнейшем будут поданы дополнительные формуляры). Только во время судебного следствия обвиняемый согласно как внутреннему законодательству, так и международному праву получает ограниченную возможность опровергать доводы обвинения. Однако такие возможности в условиях России зависят от полного произвола национальных судебных инстанций, злоупотребляющих судебной дискрецией. Лишение обвиняемого такой возможности (получить доказательства своей невиновности), как в моём случае, говорит о вопиющей несправедливости судебного разбирательства.
В. Национальные судебные инстанции имеют широкие полномочия для решения вопроса о виновности или невинности того или иного лица. Для этого они вправе по своему усмотрению оценивать те или иные доказательства по уголовному делу в рамках так называемой судебной дискреции, что определяется прецедентом Шенк (Schenk) против Швейцарии Судебное решение Европейского суда по правам человека от 12 июля 1988 г. 46. Статья 6 Конвенции гарантирует право на справедливое судебное разбирательство, но она не устанавливает каких-либо правил допустимости доказательств как таковых; это задача внутреннего права. Суд, таким образом, не может исключить принципиально и in abstracto приемлемость такого рода незаконно полученных доказательств. Он должен только оценить, было ли судебное разбирательство по делу … в целом справедливым. Однако это не говорит о том, что оценка доказательств может противоречить прецедентам Европейского суда по правам человека и законам логики. Кроме того, ч.1 ст.6 КОПЧ предусматривает, что национальные судебные инстанции обязаны на основе законов логики оценивать всю совокупность доказательств, представленных как стороной обвинения, так и стороной защиты. В противном случае подрываются сами основы правосудия, его справедливость, как принцип судебного разбирательства. В моём случае такой оценки совокупности доказательств не было. Нарушение внутреннего и международного права оправдывается национальными судебными инстанциями ст.17 УПК РФ, о том, что доказательства оцениваются по некоему внутреннему убеждению. При этом внутреннее убеждение суда всегда излагается прокурором и сотрудниками милиции. Учитывая, что права обвиняемых в любом случае попираются, уголовное судопроизводство в России, носящее инквизиционный характер, сводится в действительности к тому, чтобы рапортам сотрудников милиции о совершении преступления конкретными лицами придать форму обвинительного приговора. В связи с тем, что порядок оценки доказательств в условиях России является по существу результатом судебного произвола, поскольку судья не связан при оценки доказательств законом, то говорить о справедливости судебного разбирательства вообще не имеет смысла. В моём деле это имеет принципиальное значение в связи с несоблюдением принципа господства права, поскольку нормы последнего не применяются в силу судебного произвола, царящего в России. В связи с изложенным явно просматривается, что национальными судебными инстанциями нарушен ещё один прецедент, Хаджинастасиу против Греции: «Напомнив, что государства, подписавшие Конвенцию, обладают значительной свободой в определении соответствующих средств для соблюдения требований Ст.6 ЕКПЧ, Суд напомнил, что суды должны, однако, указывать с достаточной ясностью доводы и мотивы, на которых они основывают свои решения». Простое уклонение от оценки доказательств, представленных обвиняемым или его защитником является проявлением вопиющей несправедливости судебного разбирательства. В частности в основу судебных актов положены мои показания, полученные в результате пыток.
В. Национальные судебные инстанции не дали подробного анализа моих доводов о фальсификации доказательств со стороны сотрудников милиции и дачи ими заведомо ложных свидетельских показаний. В частности мною были приложены к уголовному делу схемы, которые позволяли наглядно продемонстрировать, что сотрудники милиции не имели возможности наблюдать с указанных ими мест фактов «проверочных закупок» наркотических средств. Подробный анализ доводов обвиняемых и их несостоятельности, если выносится обвинительный приговор, является обязанностью национальных судебных инстанций, налагаемый на них ст.6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.
«d» ч.3 ст.6 «Каждый человек, обвиняемый в совершении уголовного преступления, имеет как минимум следующие права: допрашивать показывающих против него свидетелей или иметь право на то, чтобы эти свидетели были допрошены, и иметь право на вызов и допрос свидетелей в его пользу на тех же условиях, что и для свидетелей, показывающих против него». В моём случае допрашивался без возможности визуального контакта тайный агент милиции некто Фйзулин Алексей Александрович (т.8 л.д.109—111/об). Тайный агент Молчанова и Солодовникова, которая письменно сообщила, что в отношении меня были сфальсифицированы доказательства о сбыте наркотических средств и о том, что я подверглась пыткам, не допрашивались вообще. Мы не имели возможности собирать в отношении него сведений характеризующих его личность, поскольку он был засекречен и все сведения о нём носили бы предположительный характер. Мы не исключаем, что в помещении, где находился тайный агент во время его допроса в суде с помощью проводной связи, на него оказывали воздействие оперуполномоченные милиции). Данные обстоятельства подпадают в частности под действие прецедента Ван Мехелен (Van Mechelen) и другие против Нидерландов Судебное решение от 23 апреля 1997 г. «49. Поскольку требования статьи 6 п. 3 следует рассматривать как конкретные аспекты права на справедливое разбирательство, гарантированные в статье 6 п. 1, Суд объединит рассмотрение жалоб на нарушение статьи 6 п. 1 и 3 (d) (см. среди многих других вышеупомянутое решение по делу Доорсона, с. 469-470, п. 66).
50. Суд повторяет, что допустимость доказательств является вопросом, который регулируется главным образом национальным законодательством, и по общему правилу именно национальные суды призваны оценивать предъявленные им доказательства. Задача Суда, согласно Конвенции, заключается не в том, чтобы оценивать показания свидетелей, а в том, чтобы удостовериться, было ли судебное разбирательство в целом справедливым, включая и то, как были получены доказательства (см. среди других прецедентов вышеупомянутое решение по делу Доорсона, с. 470, п. 67).
51. Обычно все доказательства должны быть представлены в ходе публичного слушания в присутствии обвиняемого, с тем чтобы обеспечить состязательность. Из этого принципа имеются исключения, но они не должны ущемлять право на защиту; по общему правилу статья 6 п. 1 и 3 (d) требует, чтобы обвиняемому была предоставлена адекватная возможность оспаривать утверждения и допрашивать свидетельствующих против него лиц, либо когда они дают показания в суде, либо на более поздней стадии (см. решение по делу Люди против Швейцарии от 15 июня 1992 г. Серия А, т. 238, с. 21, п. 49).
52. В своем решении по делу Доорсона (там же, с. 470, п. 69) Суд указал, что использование показаний анонимных свидетелей для обоснования обвинительного приговора ни при каких обстоятельствах несовместимо с Конвенцией.
53. В этом своем решении Суд отметил следующее:
"Статья 6 специально не требует принимать в расчет интересы свидетелей. Однако, когда на карту ставится жизнь, свобода или безопасность человека, тогда, по общему правилу, вопрос попадает в сферу действия статьи 8 Конвенции. Подобные интересы свидетелей и жертв защищаются в принципе другими статьями Конвенции согласно которым Договаривающиеся Государства должны организовать свое судопроизводство по уголовным делам таким образом, чтобы эти интересы не оказывались под угрозой. В таких обстоятельствах принципы справедливого судебного разбирательства требуют также, чтобы в соответствующих случаях интересы защиты соизмерялись с интересами тех свидетелей или жертв, которых вызвали в суд для дачи показаний" (см. вышеупомянутое решение по делу Доорсона, с. 470, п. 70).
54. Однако если сохраняется анонимность свидетелей обвинения, защита сталкивается с такими трудностями, которых при рассмотрении уголовных дел обычно быть не должно. Соответственно, Суд признал, что в таких случаях статья 6 п. 1 и п. 3 (d) Конвенции требует, чтобы эти трудности защиты в достаточной мере уравновешивались судебной процедурой (там же, с. 471, п. 72).
55. И наконец, следует напомнить, что обвинительный приговор не должен основываться единственно или в решающей степени на анонимных утверждениях (там же, с. 472, п. 76).
58. Принимая во внимание то значение, которое имеет в демократическом обществе право на справедливое отправление правосудия, любые меры, ограничивающие права защиты, должны диктоваться строгой необходимостью. Если менее ограничительная мера будет достаточна, то именно она должна применяться.
59. В данном деле офицеры полиции, о которых идет речь, находились в отдельной комнате со следователем, куда обвиняемые и даже их адвокаты не имели доступа. Все общение шло по звуковому проводу. Защита, таким образом, не знала не только личность свидетелей из полиции, но и была лишена возможности следить за их поведением, как это было бы при прямом допросе, а значит, и проверить их надежность (см. решение по делу Костовски, с. 20, п. 42 in fine).
60. Суду не было удовлетворительным образом объяснено, почему потребовалось прибегать к таким крайним ограничениям права обвиняемых на то, чтобы показания против них давались в их присутствии, и почему не были использованы иные, не столь далеко идущие меры.
В отсутствие какой-либо дополнительной информации Суд не может признать оперативные потребности полиции достаточным оправданием для ограничения прав обвиняемых. Следует отметить, что пояснительная записка к законопроекту, который стал Законом от 11 ноября 1993 г., упоминает в этой связи о возможности использования грима или маски, а также предотвращения визуального контакта.
64. По мнению Суда, настоящее дело не подпадает под случай Доорсона: в последнем решение основывалось на информации (содержавшейся в материалах дела) о том, что свидетели Y 15 и Y 16 - оба гражданские лица, лично знавшие обвиняемого, имели достаточно причин полагать, что он может прибегнуть к насилию, и они были заслушаны в присутствии адвоката и обвинителя (см. вышеупомянутое решение по делу Доорсона, с. 454-455, п. 25; с. 455-456, п. 28; с. 470-471, п. 71 и 73).
Более того, в этом деле имелись другие доказательства, кроме анонимных свидетельств, обеспечивавшие позитивную идентификацию обвиняемого как лица, совершившего вменяемые ему преступления (там же, с. 458-459, п. 34; с. 472, п. 76)». Национальные судебные инстанции никоим образом не обосновали необходимость сокрытия тайных милицейских агентов- провокаторов-лжисвидетлей от визуального контакта со мной и иными участниками процесса. Единственное, чем можно объяснить данный факт, так это понятиями так называемого «воровского» или криминального мира, когда лжесвидетелей сами заключённые «опускают» в исправительных колониях, помещая их в низшую касту осуждённых. В моём случае ни одного признака организованной преступной группы суд выявить не смог. В связи с этим никакой опасности для жизни и здоровья тайных агентов нельзя было даже предположить. Кроме того, по моим ходатайствам не была допрошена свидетель Солодовникова, выступавшая в роли тайного агента под псевдонимом Иванова, а также провокатор-лжесвидетель Молчанова.
ч.1 ст.7 «Никто не может быть осужден за какое-либо уголовное преступление на основании совершения какого-либо действия или за бездействие, которое согласно действовавшему в момент его совершения национальному или международному праву не являлось уголовным преступлением. Не может также налагаться наказание более тяжкое, нежели то, которое подлежало применению в момент совершения уголовного преступления». Я была осуждена по ряду эпизодов мифической преступной деятельности которые согласно международному праву преступными не являются согласно прецедентом Европейского суда по правам человека Vanyan v. Russia (Ваньян против России) (жалоба № 53203/99): «46. Конвенция не препятствует тому, чтобы относится с доверием к таким источникам, как анонимные информаторы, на следственном этапе разбирательства или когда это оправданно характером преступления. Однако последующее использование их показаний в суде для обоснования обвинительного приговора – другое дело. Использование тайных агентов должно быть запрещено и меры ограждения от них приняты даже в делах, касающихся борьбы против наркоторговли. Из требований справедливого суда по статье 6 вытекает, что общественные интересы в борьбе против наркоторговли не могут оправдать использование доказательств, полученных в результате провокации полиции (см. указанное выше дело Teixeira de Castro v. Portugal, pp. 1462-1463, §§ 35-36).
47. Когда случается, что действия тайных агентов направлены на подстрекательство преступления, и нет оснований полагать, что оно было бы совершено без их вмешательства, то это выходит за рамки понимания тайный агент и может быть названо провокацией. Такое вмешательство и его использование в разбирательстве уголовного дела может непоправимо подорвать справедливость суда (см. указанное выше дело Teixeira de Castro, pp. 1463 1464, §§ 38-39)». Более того, международному праву противоречит осуждение лица по сфальсифицированным полицией (милицией) доказательствам. Поскольку вопреки ч.1 ст.6 КОПЧ национальные судебные инстанции не проверили моих обоснованных утверждений о фальсификации доказательств по уголовному делу, то я и не могла быть подвергнута осуждению за преступления, которых не совершала, даже если бы не действовал приведённый выше прецедент Vanyan v. Russia (Ваньян против России) (жалоба № 53203/99). Не может индивидуум подвергаться уголовно-правовому воздействию со стороны публичной власти на основании полицейских (милицейских) фальсификаций, ибо такого рода судебные акты прерогатива исключительно государств тоталитарного типа, что несовместимо со званием цивилизованной страны. Более того, получается, что милиция контролировала деятельность всей мифической организованной преступной группы, при этом все наркотические средства, якобы, сбывавшиеся этой группой были переданы тайным милицейским агентам и оказались в распоряжении милиции с тем, чтобы в дальнейшем вновь использоваться при фальсификации дел о сбыте наркотических средств. Такого рода действия властей также противоестесвенны как контролируемые убийства при совершении бандитских нападений.
ч.1 ст.7 в сочетании со ст.18 «Ограничения, допускаемые по настоящей Конвенции в отношении указанных прав и свобод, не должны применяться для иных целей, кроме тех, для которых они были предусмотрены». Согласно прецедента Гусинский против России целью моего противоправного осуждения являлось создание видимости борьбы с организованной преступностью, а в действительности оправдать действия милиции по использованию тайных агентов (подс