Уважаемый Дмитрий Анатольевич, обращаюсь к Вам с надеждой на помощь, так как судебные органы всех инстанций не смогли, а скорее не захотели разобраться с ситуацией, которая произошла с моим сыном Булаткиным Максимом Юрьевичем.
   Мой сын 15 сентября 2009 года приговором Железнодорожного районного суда, совместно с его знакомым Лашкиным Е.В., признан виновным в причинении черепно-мозговой травмы Лысогору А.В., то есть в преступлении, предусмотренном ст. 111 ч. 3 п. «а» УК РФ.
   Ни районный суд, ни суды кассационной и надзорной инстанций не захотели объективно рассмотреть дело в отношении моего сына, не приняли во внимание наличие в деле сведений о его невиновности в указанном преступлении.
   Ни один из названных судов не смог опровергнуть доводы защиты о невиновности моего сына. На принесенные жалобы мы получили только формальные отписки, в том числе от председателя Верховного суда.
   Несмотря на просьбы рассмотреть жалобы, дать конкретные ответы на приведенные в них доводы, суды и судьи фактически уклонились от их рассмотрения.
   На мой взгляд, это связано с отсутствием у суда аргументов для опровержения доводов защиты.
   Между тем в деле содержатся сведения, в том числе объективные, свидетельствующие о невозможности причинения указанной травмы потерпевшему двумя лицами.
   Этому обстоятельству, а также допущенным при производстве следствия по этому делу существенных нарушений уголовно-процессуального кодекса, судами оценка не дана.
   В деле имеются сведения о том, что инициатором конфликта был Лысогор, который угрожал применением оружия моему сыну и Лашкину, направляя в их сторону пистолет, который, как позже выяснилось, был газовым, и который был обнаружен на месте происшествия. В этой связи мой ребенок опасаясь за свою жизнь был вынужден защищаться от этого.
   Указанное обстоятельство подтвердили в суде два человека, однако суд отверг их показания, при этом не привел ни единого доказательства заинтересованности их лиц.
   Потерпевший Лысогор неоднократно допрашивался в ходе предварительного следствия и ни разу не указывал на моего сына, как участника его избиения.
   Только спустя 5 месяцев после возбуждения дело, после того как прокурор вернул это дело следователю по причине отсутствия доказательств вины моего сына, Лысогор неожиданно, в ходе дополнительного допроса, необходимости в котором не было, дал следователю «нужные показания».
   Эти противоречивые показания потерпевшего были положены судом в основу обвинения моего сына.
   Вывод о причине изменения показаний Лысогором суд сделал исключительно на основании своего мнения.
   По мнению суда, указанное обстоятельство вызвано болезненным состоянием Лысогора, который якобы по причине болезненного состояния ранее не мог давать показания.
   Остается непонятным, как суд, не обладая специальными познания в области медицины, не получив в этой связи соответствующего разъяснения специалиста, мог сделать такой вывод.
   Но еще более удивительно, учитывая, в том числе, указанные обстоятельства, размер наказания, которое суд определил Максиму. При этом не были учтены не только обстоятельства происшествия, отсутствие доказательств вины сына, не профессиональное расследование дела, но и сведения о личности сына.
   На момент вынесения приговора Максиму был 21 год. Он являлся студентом Орловского государственного университета. Не привлекался ни к какому виду юридической ответственности. Имел исключительно положительные характеристики.
   Моя семья гордилась Максимом, его воспитанием. Оценку этому обстоятельству дал и глава администрации по месту жительства Максима в своем благодарственном письме, адресованному мне и моему мужу.
   Суд оценил все это в 8 лет и 3 месяца лишения свободы для моего сына и фактически для всей нашей семьи.
   Такое наказание, несомненно, является несправедливым, не только не соответствует здравому смыслу, но и сложившейся практике рассмотрения судами уголовных дел в той же Орловской области, где даже за умышленное лишение жизни человека назначают менее строгое наказание.
   Уважаемый Дмитрий Анатольевич, на мой взгляд причина такого итога рассмотрения дела в отношении моего сына – это общественное положение потерпевшего по делу.
   Лысогор являлся офицером милиции, точнее «гаишником». Происшествие участником, которого он являлся, происходило в ночное время. Неподалеку от ночного бара, в котором Лысогор незадолго до этого употреблял спиртные напитки. Имея властные полномочия на службе, он решил ими воспользоваться и в быту.
   Таким образом, Лысогор является членом правоохранительной системы, и эта система «по свойски» его защитила, сломав жизнь невиновного в таком преступлении человека, назначив наказание, которое, на мой взгляд, может соответствовать только личности имеющей стойкую антиобщественную установку и намерения систематически совершать преступления.