20 февраля 2004 г. Усть-Катавским городским судом был вынесен обвинительный приговор в отношении меня, Пигалова Л.А., которым я осужден по части 2 статьи 139 УК РФ, части 1 статьи 105 УК РФ с назначением наказания в виде 12 (Двенадцати) лет свободы с отбыванием в исправительной колонии строгого режима. Приговор был обжалован в кассационном порядке в Судебную коллегию по уголовным делам Челябинского областного суда.

5 апреля 2004 г. Судебной коллегией по уголовным делам Челябинского областного суда было вынесено кассационное определение, которым приговор был оставлен в силе, кассационная жалоба без удовлетворения. Указанное кассационное определение обжаловать в президиум Челябинского областного суда.

17 августа 2004 г. судьей Челябинского областного суда Жиловым А.Н. вынесено постановление об отказе в удовлетворения надзорной жалобы без возбуждения надзорного производства.

14 июня 2007 г. Судьей Судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда Российской Федерации Свиридовым Ю.А. было вынесено постановления приговор оставить без изменения.

С вынесенными судебными решениями не согласен, убийства человека я не совершал, считаю мою вину не доказанной. Выводы суда первой, второй и надзорной инстанции не соответствуют фактическим обстоятельствам дела. Считаю. Что мои права существенно были нарушены на всех стадиях уголовного преследования, начиная с момента задержания под стружку. Неправомерные действия милиции и суда мною обжаловались в установленном порядке, однако, все мои жалобы оставались без удовлетворения.

Приведу ключевые доводы о моей невиновности, не принятые судом первой, второй и надзорной инстанции.

1. Судом небыли приняты во внимание грубейшие нарушения моих законных прав на стадии задержания и предварительного следствия, прежде всего, права на свободу, личную неприкосновенность , на защиту, права на неприкосновенность жилища.

Я был задержан 30 июля 2003 года утром. При этом никаких законных оснований для задержания не было. В последствии таким «основанием» стал сфальсифицированный протокол об административном правонарушением (ст.20.1 КоАП РФ), якобы совершенном мною. Вменяемого мне в вину административно наказуемого деяния я не совершал, протокол был сфальсифицированный на основании показаний лжесвидетелей. Постановлением о применении административного ареста на трое суток было вынесено мировым судьей лишь 1 августа 2003 г., т.е. в день, когда истекал допустимый статьей 22 Конституции РФ 48 – часовой срок задержания без судебного решения. В соответствии с частью 3 статьи 3.9. КоАП РФ, срок административного задержания включается в срок административного ареста. Таким образом, утром 2 августа 2003 г. я должен был быть освобожден. Однако этого не произошло. Лишь вечером 2 августа 2003 г. (в21 ч.02 мин.) был составлен протокол о моем задержании в качестве подозреваемого. При этом ни защитника, ни понятых не присутствовало (что видно из протокола задержания подозреваемого), не было предоставлено свидание с защитником и после составления протокола до проведения моего допроса, чем было нарушено мое право, предоставленное статьей 48 Конституции РФ, пунктом 3 части 4 статьи 46, подп. «а» пункта 3 части 3 статьи 49, части 4 статьи 92 УПК РФ.

Кроме того, в момент моего задержания, утром 30 июля 2003 г. в моей квартире был произведен обыск. При этом в нарушении требований статьи 182 УПК основания обыска объяснены не были, копия протокола обыска мне вручена не была.

Грубо был нарушен закон и при вынесении судом постановления об избрании в отношении меня меры пресечения в виде заключения под стражу. В нарушении требований части 4 статьи 108 УПК РФ ходатайство об избрании в качестве меры пресечения заключения под стражу было рассмотрено судьей Усть-Катавского городского суда по истечении 8 часов с момента поступления материалов в суд. Далее неоднократно срок содержания под стражей продлевался. Указанные нарушения моих законных прав обжаловались в кассационном порядке. Однако ни одна жалоба удовлетворена не была.

Административный арест был необходим сотрудникам милиции для оказания давления на меня с целью признания в убийстве человека Плетникова В.В. При этом давление оказывалось как в морально психологическом плане, так и в физическом плане.

Уже с момента задержания 30 июля 2003 г., до предъявления официального обвинения я подвергся резким угрозам со стороны работников милиции Боровкова, Скоморохова, ст. следователя прокуратуры Селиверстова А.Е. Мне неоднократно повторяли, что меня посадят, для чего сфальсифицируют любые доказательства. При этом меня неоднократно избивали, оскорбляли мое человеческое достоинство. В грубой форме сотрудники милиции и прокуратуры пытались выбить из меня признание в убийстве. О физическом и психическом насилии я заявил на суде, однако суд проигнорировал мой слова.

Более того, в процессе предварительного следствия меня в буквальном смысле заставляли отказаться от адвоката (который был независим и не ангажирован, поскольку был приглашен из другого города) и воспользоваться услугами государственного адвоката, на что я не согласился.

Одновременно со мной был задержан Староверов Алексей, с которым мы в день убийства находились в гостях у Староверовых Натальи и Константина. Сотрудниками милиции мне было предложено дать показания против Староверова А. в убийстве Плетникова В При этом я, стоял в стороне и это видел. Я отказался.

Далее, в процессе пребывания под стражей, мне неоднократно ст. следователем Селиверстовым демонстрировались аудиозаписи показаний свидетелей, в том числе показаний Староверова А., который оклеветал меня, сказав, что убийство совершил я в его присутствии.

2. На стадии судебного следствия не было всестороннего объективного непредвзятого рассмотрения дела. В частности об это свидетельствует следующее.

а)Органами предварительного следствия, а затем судом в основу обвинения, и, как следствие, в основу приговора были положены показания Староверова А.А., якобы видевшего как я убивал Плетникова В.

Показания Староверова А. – ложь, вымысел, оговор. Об этом неоднократно заявлялось мной и моим защитником. Свои показания Староверов А. дал под давлением сотрудников милиции, шантажировавших его и угрожавших возложить вину на него. Об этом свидетельствует факт отказа Староверова А. от этих показаний в письменном виде. Однако его собственноручное заявление от 5 сентября 2003 года не было принято судом. Суд не дал должную оценку противоречивости показаний Староверова А., а также тому факту, что он является психически ненормальным. В 1998 г.Староверов А. был досрочно уволен из Вооруженных Сил с диагнозом «Психопатия астеничного типа, состояние неустойчивой компенсации. Миопия обоих глаз первой степени» ( о чем свидетельствует соответствующая справка, прилагаемая к настоящей жалобе). Кроме того, мне достоверно известно, что Староверов А. страдает наркотической зависимостью. Мною заявлялось ходатайство о проведении соответствующей экспертизы для определения состояния психического здоровья Староверова А. (при этом я и мои родители предлагали полностью оплатить все издержки, связанные с проведением этой экспертизы), однако судом это ходатайство было отвергнуто, как и не принята во внимание справка, выданная в военном комиссариате г. Усть – Катава.

К оценке иных свидетельских показаний суд подошел предвзято, не принимая во внимание лишь только те из них, которые были направлены против меня. При этом, и из материалов дела и из текста приговора четко и однозначно следует, что показания всех свидетелей, направленные против меня (кроме лживых показаний Староверова А.) являются косвенными доказательствами!

Таковыми является указанные в приговоре показания Плетниковой А.С., Некрутова Г.Н., Скобочкиной Л.Н., Гулиной И.В., Четина А.С. Из них не вытекает однозначного вывода, что именно я находился на месте преступления в момент его совершения.

Суд проверил показания Гулиной Н.В., увидевшей на предполагаемом месте преступления металлических предмет. Однако ни самого предмета, ни тем более отпечатков пальцев на нем, найдено и представлено суду не было.

Суд принял показания Юсуповой Э.Р., данные под давлением сотрудников милиции на предварительном следствии, о том, что она, якобы, ушла из дома Староверовых Н. и К. ночью с 14 на 15 июля 2003 г. При этом, показания, данные ею на суде, о том, что она всю ночь находилась вместе со Староверовым А. в квартире, суд по непонятным причинам посчитал недостоверным.

Суд не принял во внимание заявление Староверова К., Староверовой Н., Юсуповой Э., Применко Л. Об оказываемом давлении на них на стадии предварительного следствия.

Абсолютно не были приняты во внимание показания о моем алиби (являющиеся прямыми доказательствами), данные свидетелями

Староверовым К., Староверовой Н., Юсуповой Э., Применко Л., Барановым А.,тогда когда все эти люди твердили, что Староверов А. находился в квартире в момент совершения преступления – ночью с 14 на 15 июля 2003 года. Там же находился и я. В начале четвертого часа ночи я пошел домой, где лег спать, что подтверждает моя мать Пигалова Г.А.

Кроме того, на стадии предварительного и судебного следствия не были допрошены в качестве свидетелей соседи убитого Плетникова В., которые вполне могли бы пояснить, с кем обычно (а вполне возможно, и в день смерти) выпивал Плетников В.

Также весьма немаловажным является тот факт, что был проигнорирован и не принят судом отвод, заявленный мной и моим защитником заместителю прокурора г. Усть-Катава Скобочкину А.И. по тому основанию, что он является родственником Скобочкину С.Н. – первому подозреваемому в совершении убийства Плетникова В. Между тем, Скобочкин С.Н. был привлечен к уголовной ответственности за кражу музыкальной аппаратуры из дома убитова Плетникова В. В день убийства либо на следующий день. Данная совокупность факта была грубо проигнорирована судом. Не удовлетворив ходатайство об отводе Скобочкина А.И. суд не посчитал необходимым удостовериться в том, что между Скобочкиным А.И. и Скобочкиным С.Н. действительно нет родственных связей. Таким образом, налицо факт явной ангажированности и коррумпированности суда и государственного обвинителя, продемонстрировавших бесправие простых граждан, не обличенных властными полномочиями.

б)Вещественные и иные доказательства, рассматриваемые судом в качестве таковых, не подтверждают моей вины.

Нигде на месте преступления не были обнаружены мои следы либо отпечатки пальцев.

Не является неопровержимым и однозначным доказательством факт обнаружения на кроссовке, принадлежащем мне, вещества, похожего на кровь.

Действительно, биологическая экспертиза показала, что эти пятна образованы кровью человека, имеющего такую группу крови, как и у потерпевшего Плетникова В. Однако два существенных момента не позволяют считать этот факт неопровержимым доказательством моей вины.

Во – первых, вместе с кроссовками были изъяты при обыске и подвергнуты тщательному изучению носки и брюки от костюма, в который я был одет в ночь с 14 на 15 июля 2003 года (костюм был белого цвета). При этом никаких следов крови, а также следов борьбы на одежде найдено не было. Это не увязывается с данными обвинительного заключения (и, соответственно, приговора) о том, что потерпевшему были нанесены многочисленные удары и руками и ногами.

Во вторых, совпадение группы крови (которых у людей всего насчитывается четыре) также не может служить доказательством моей вины. В судебном заседании мною и моим защитником заявлялось ходатайством о проведении более детальной биологической экспертизы, позволившей бы однозначно идентифицировать кровь на моей обуви и кровь убитого. При этом я и мои родители предлагали полностью оплатить стоимость проведения этой экспертизы. Однако суд, опять же по непонятным причинам, не удовлетворил это ходатайство.

Также судом не были приняты во внимание мои объяснения относительно источника появления крови. Накануне дня задержания я подрался с Трофимовым М. Кровь на моем кроссовке принадлежала Трофимову М. Эти показания не были проверены судом, были просто проигнорированы. Таким образом, суд не устранил противоречия, имевшие существенное значение для вынесения обвинительного приговора.

в) Суд однобоко и предвзято подошел к оценке иных доказательств, имеющихся в деле. В частности, против меня было истолковано содержание писем и записок, которые я писал родителям, находясь под стражей. Они были прочитаны сотрудниками милиции и судом, и их смысл был обращен против меня.

Я не отрицаю, что, находясь в подавленном психологическом состоянии, вызванном несправедливым и противозаконным арестом и обвинением в тяжком преступлении, я вполне естественно писал о своей невинности, о том, что не хочу отбывать срок за истинного убийцу, об оговоре со стороны Староверова А. Мой гнев и ненависть к этому человеку нашли отражение в моих призывах повлиять на Староверова А., оболгавшего меня, с тем, чтобы он одумался и сказал правду. Однако это было истолковано как угроза в адрес свидетеля Староверова А., якобы говорившего правду.

Все вышеизложенные доводы, не нашедшие должной всесторонней и объективной оценки в судах, свидетельствуют об очевидном несоответствии выводов суда, изложенных в приговоре, фактическим обстоятельствам уголовного дела, установленным судом первой инстанции; а также о имевших место нарушениях уголовно – процессуального закона;

В результате предвзятого судебного разбирательства я, Пигалов Леонид Александрович, безвинно отбываю наказание в виде лишения свободы уже 6 лет.

Пользуясь правами, предоставленными мне статьями 19,22,46, частью 3 статьи 49, частью 3 статьи 50 Конституции Российской Федерации, руководствуясь пунктом 1,2 части 1 статьи 379, статьей 380, частью 1 статьи 381, статьей 402, пунктом 2 статьи 403, статьей 404, пунктом 2 части 1 статьи 408, статьей 409 УПК РФ.